А. Рыбаков «Дети Арбата». Отрывок (часть I, глава 26)
«На свой последний допрос Саша шел без надежды, знал, что ждет его, и ничего не боялся. Человек, сказавший, что Сталин будет готовить острые блюда, еще не враг. Дьяков пренебрегает прямым смыслом слов, Дьяков их истолковывает, в этом он участвовать не желает. Он хочет выйти отсюда – да, но хочет выйти чистым и перед партией, и перед своей совестью.
Дьяков встретил его официально.
– Завершим институтское дело, – деловито сказал он, – ваши признания зафиксированы. Теперь вам следует самому дать им политическую оценку.
– Выпуск стенной газеты я признаю ошибкой, – ответил Саша.
– Субъективной… – подхватил Дьяков. – Но ошибки имеют объективные причины и объективные последствия. Так ведь!
Начинается толкование. Для Дьякова человек – всего лишь единица, нужная для заполнения протокола, протокол нужен для вынесения этому человеку приговора.
– Итак, Панкратов, каковы объективные причины и объективные последствия ваших ошибок?
Саша всматривался в мальчишеское лицо Дьякова. Встреть он его на Арбате… На заводе такие окапывались в конторе – учетчики, нормировщики, чего-то там маракали в отделе кадров. Что Дьяков ему сделает? Он умеет таскать на спине барабаны по восемьдесят килограммов, не пропадет и на лесоповале, вернется к бригадиру Аверкиеву, к бывшему комдиву Морозову, они всюду, это народ… А такие вот Дьяковы и есть истинные враги партии.
Дьяков некоторое время смотрел на Сашу, надеялся насладиться эффектом, который произвели его слова, потом продолжал:
– Вы неопытны, Панкратов, вы их не знаете… Хотели вы этого или нет, но объективно вы оказались оружием в руках Криворучко и его банды, они использовали вас в своих контрреволюционных целях. Поэтому-то вы и оказались здесь. Тем более что вы не хотели политически оценить свои ошибки. Но оценить их, Панкратов, еще не поздно. Верьте нам.
«Верьте нам…» Хватит, верил! Верил таким вот словам, сколько раз их слышал, сколько раз сам произносил. Это не человеческие слова, это шаманские заклинания. Шаманили Лозгачев и Азизян, шаманил Баулин, шаманил Столпер, теперь шаманит Дьяков. И на этом шаманском алтаре жизнь невинных людей.
Дьяков посмотрел на Сашу:
– Вы меня поняли, Панкратов?
– Я вас понял.
– Вот и хорошо, – сказал Дьяков, – так и запишем.
– Только чтобы было убедительно, – попросил Саша с той особенной интонацией, которая не обманула бы любого арбатского мальчишку. А этот мозгляк ничего не понял, уверен в своей способности запугивать людей, в своем праве решать их судьбы, надутый, как индюк…
– Естественно, – важно ответил Дьяков.
Заглядывая в бумажку – черновик Сашиного признания Дьяков заготовил заранее, – он заполнил форменный бланк, перечитал про себя, затем прочитал Саше:
– «Обдумав свое поведение и свои поступки.., признаю, что выпуск к шестнадцатой годовщине Октябрьской революции антипартийного номера стенной газеты явился частью антипартийного курса, который проводил в институте Криворучко».
Он положил листок перед Сашей.
– Проверьте, Панкратов, так ли я записал, и подпишите.
– Я этого никогда не подпишу, – сказал Саша, глядя прямо в глаза Дьякову».
Выбери цитаты для аргументации тезиса.
Выбери цитаты для аргументации тезиса.
В эпизоде последнего допроса сквозь призму восприятия главного героя А. Рыбаков ярко раскрывает типические черты представителя деспотической власти – лицемерие, жестокость, уверенность в собственной непогрешимости, в своем праве карать, отсутствие нравственных принципов.
«Дьяков встретил его официально.– Завершим институтское дело, – деловито сказал он, – ваши признания зафиксированы».
«Дьяков пренебрегает прямым смыслом слов, Дьяков их истолковывает… Для Дьякова человек – всего лишь единица, нужная для заполнения протокола, протокол нужен для вынесения этому человеку приговора».
«– Вы меня поняли, Панкратов? – Я вас понял. – Вот и хорошо, – сказал Дьяков, – так и запишем».
« – Проверьте, Панкратов, так ли я записал, и подпишите. – Я этого никогда не подпишу, – сказал Саша, глядя прямо в глаза Дьякову».
